Воспоминания

Попросили опубликовать. Текста очень много.



9 мая 1945 года рано утром по радио (черные тарелки) объявили о полной капитуляции фашистских вооруженных сил и о нашей Победе. Война окончилась. Я, семилетний пацан, выскочил из дома. Жили мы тогда на Сталинском проспекте, дом 59.

Напротив, через проспект, была прокуратура. Я помню, что туда каждый день по утрам заходил человек, опираясь на трость с шишками по всей поверхности. Говорили, что это был прокурор. Он был невысокого роста, толстенький такой. Может правда, а может, и нет, но я был тогда уверен, что это и есть прокурор. Тогда мне думалось, что все прокуроры должны быть такими. Наш одноэтажный домик состоял из двух или трех квартир, а, может, и больше. Я знаю, что наша квартира была под номером 11. Возможно, что когда-то дом принадлежал одной семье. Мы, я и мой старший брат Владимир, жили с мамой в одной комнатке, в которой была дверь в маленькую прихожую с выходом во двор по небольшой, в 6-7 ступенек, деревянной лестнице. Нашими соседями по дому были Чефрановы и Хаверинены. Я помню, что Чефранов был врач, где он работал – не помню. Их сын Олег был старше меня и моего брата. Он мне казался взрослым человеком, хотя ему было лет 15. Семья Хавериненых состояла из двух сестер и двух их детей. У тети Тони был сын Борис (ровесник Олега), а у тети Сони – Алик (мой ровесник). Обе сестры приехали в Сочи из блокадного Ленинграда после снятия нашими войсками этой страшной блокады. Хорошо помню, что тетя Соня была детским врачом (в 1945 году она спасла меня от дифтерии, начав лечение прямо дома, до больницы). Машина скорой помощи, которую она вызвала, едва сумела заехать во двор. А развернуться там не каждый водитель смог бы. Это была бортовая открытая полуторка (так называли этот грузовик ГАЗ – АА). Меня на носилках положили прямо в кузов. Когда машина спускалась по Пролетарскому подъему, я видел любознательные лица пешеходов, смотревших на меня сверху, с тротуара. До революции этот участок дороги назывался Мамонтовским спуском. Но революция не могла согласиться на спуск. Только подъем. В те годы мы сдружились с нашими новыми соседями.

Итак, я выскочил во двор и стал громко звать Алика. Он скатился со своей лестницы и с широко открытыми глазами, весь взъерошенный (наверное, только проснулся и услышал радиосообщение) выбежал вслед за мной. По радио объявили, что на Театральной площади будет проводиться митинг в честь дня Победы. Мы – бегом к театру. Где в это время были наши мамы, и какой это был день недели, я не запомнил. Знаю, что было тепло и весело. Вообще тогда дети были гораздо самостоятельнее, чем сегодня и, чаще всего, были предоставлены самим себе. Побежали мы к Музею краеведения (а это было недалеко) и по улице Московской (сейчас — Орджоникидзе) прямо к театру. А там вся площадь уже была заполнена ликующими сочинцами и ранеными солдатами в бинтах с костылями, с палочками. Наверху по бокам широкой лестницы на громадных пьедесталах театра стояли военные и гражданские люди. По-моему, там установили микрофоны, так как было хорошо слышно выступавших ораторов. Это были руководители города и военные представители. Мы пробивались сквозь толпу, оставляя позади свои оторванные пуговицы, или мне это только казалось. Возможно, что наша упрощенная одежда и не была обременена подобными атрибутами для застегивания. Нас обнимали и целовали совсем незнакомые люди. Это было неописуемое ликование. Победа! Так я стал участником Митинга Победы на Театральной площади 9 мая 1945 года в своем родном городе!

Годами позже мне попадались фотографии этого митинга. И я всегда пытался увидеть себя. Но тщетно. На них, к сожалению, даже резкость не обеспечилась. А как хочется увидеть свою мордочку там, среди ликующих горожан в те далекие годы.



Весной 1942 года к нам во двор заехала бронемашина с открытым верхом. Из-за руля вышел военный и зашел к нам в дом. Это был дядя Саша старший брат мамы. Он ехал в какую-то военную часть и заскочил к нам по пути. Сколько времени он был у нас я не помню. Но недолго. Что-то оставил маме. Я знаю только о военной плащ-палатке. Она долго нам служила в разных качествах.



Дядя Саша был и остался для меня живым примером во всем. Он увлекался различными системами физических упражнений. Написал несколько картин маслом. Сам построил морскую шлюпку. Играл в первой Сочинской футбольной команде КИМ.



Работая в «Союзтрансе» механиком почти всегда сам был за рулем служебного автомобиля. Глядя на фото, где он сидит на самодельной скамейке во дворе дома по улице Навагинской, я ощущаю его присутствие рядом. В семье говорили, что он пропал без вести на фронте.

С западной стороны нашего двора проходила улица, пересекавшая проспект им. Сталина (сейчас это улица Соколова). Мы ее называли Музейной, так как она упиралась в улицу Московскую (сейчас Орджоникидзе), где находился Музей краеведения. Я его тогда называл «Музей крововедения». Просто, мне так слышалось. Но такое название в моем понимании было связано еще и с тем, что в одном из его залов за стеклянной витриной был создан участок леса, где стая волков окружила дикого кабана. Вся полянка на месте была окрашена «кровью». Кабан-секач не сдается и пока неизвестно, кто победит в этой схватке Экспозиция сохранилась и в современном музее. Он сейчас находится на улице Воровского в здании, где в далекие годы моего детства располагалась женская школа № 8. В Сочи тогда было две женские школы. Первая на улице Московской (ныне Орджоникидзе). Сейчас там медучилище. А в 20-е годы там располагался рабфак (рабочий факультет), аналог школы рабочей молодежи. Там, кстати училась моя мама и дядя Саша. Есть сохраненные коллективные фотографии.



Вернусь к музею. В нем тогда была выставлена еще одна знаковая картина: «Казнь красноармейцев на Краснополянской дороге». Картина была большая. На ней был изображен высокий крутой обрыв от дороги на Красную Поляну к реке Мзымта. Наверху прямо перед обрывом росло дерево с сильно изогнутым стволом. На нем белогвардейцы казнили шашками красноармейцев, попавших в плен. ( Мама рассказывала, что в ее юные годы она ходила на Поляну пешком много раз и видела это дерево и следы зарубок от сабель). Внизу на всем протяжении обрыва лежат трупы людей, все в крови. Вдали вдоль берега по камням убегает человек (случайно уцелел), кровь залила его плечи и спину. Кстати, этот красноармеец оказался жителем Адлера. Где-то в пятидесятых годах прошлого века в газете «Красное знамя» (так называлась тогда «Черноморская здравница») была статья с интервью у спасенного солдата. Фамилии его я не запомнил. А того дерева уже нет.
Итак, улица «Музейная». Напротив нашего двора через эту улицу был клуб НКВД. Это одноэтажное, своеобразной постройки, здание сохранилось. Там потом был клуб кинохроники и что-то еще. Сейчас в нем Центр (или как-то по-другому) детского творчества. А тогда в годы войны мы ходили в этот клуб смотреть кино. Детей пускали бесплатно. А еще в Сочи мы бегали смотреть кино в кинотеатрах «Юнштурм» (потом он назывался «Прибой», затем «Смена»), «Юность», клубы «Медсантруд», «Энергетик». Кинотеатр «Прибой» («Смена») находился чуть выше клуба «Медсантруд»(клуб медработников на ул. Войкова). Тогда там была хорошая и удобная бетонная лестница, соединяющая улицу Войкова с Маячным подъемом (ул. Соборная) и выводящая к Собору Михаила Архангела. Потом, в конце двадцатого века, «умные» люди решили эту лестницу разрушить. Но не успели завершить свое варварское дело, кто-то переиграл эту шальную идею. Верхняя часть лестницы сохранилась. А нижнюю ее часть восстановили. Большое им спасибо. Кинотеатр «Прибой» («Смена») имел два зала: Зимний и Летний. Пол неширокого зала был с большим уклоном к экрану, поэтому видимость была хорошая с любого места. Летний кинотеатр был также оборудован на крыше клуба «Медсантруд» и там мы нередко смотрели кино, забравшись на рядом стоящие высокие деревья. Клуб «Энергетик» располагался на улице Кооперативной, ближе к сегодняшнему переулку Электрическому. Смотровой кинозал его был узкий с высоким потолком. На ул. Парковая находился кинотеатр «Юность». Вход в него был с улицы Мингрельской (сейчас – улица Советская). Здесь тоже имелся летний кинозал. На его месте теперь находится часть здания Администрации г. Сочи. Сохранились два платана (рядом), выросшие так, что вместе из-за наклона стволов они похожи на латинскую букву V. Прямо перед ними была установлена афиша с названиями кинофильмов.

Напротив, через ул. Мингрельскую работал стрелковый тир, где можно было за небольшую плату пострелять из пневматической винтовки. Независимо от меткости в стрельбе предлагали получить за три рубля значок «Юный Ворошиловский стрелок». Кстати, тогда улица Парковая соединяла улицу Горького с мостом через реку Сочи и вела в парк «Ривьера». Мост этот в мое детство был уже только пешеходный. Он выходил по высоте на уровень улицы Виноградной и поэтому улица Парковая от улицы Приреченской (сейчас — Роз) поднималась по насыпи к мосту.

Потом мост разрушили и построили новый пешеходный, сместив его от улицы Парковой. Насыпь убрали. Во время войны между старым пешеходным и новым мостом (так мы называли Ривьерский мост) через реку Сочи были протянуты параллельно на одном уровне два троса. По ним на специальных колесиках с ребордами могла ездить с помощью человеческих рук тележка. Она использовалась для каких-то измерений в реке Сочи. А мы на ней катались. Шла война и никаких развлечений для детей, конечно же, не могло быть. А тут прямо над речкой такая «качалка». Я хорошо запомнил одно из таких развлечений. Мой брат Владимир в те времена был неразлучен с нашим двоюродным братом Сашей (он на два года старше меня). Они нередко брали меня с собой. Скорее всего, чтобы я не болтался один. Мы залезли на эту тележку и «погребли» на середину реки, где братья начали ее раскачивать. Раскачивание было настолько эффектным, что колесики тележки соскочили с тросов и она повисла над рекой одним боком вниз. Как мы выбрались, я не помню, но напугался тогда сильно. Недалеко от нашего двора в большом сквере, или даже парке, стояло красивое здание – Дом Уполномоченного ВЦИК СССР в Сочинском районе по курортным вопросам. Оно и сейчас там стоит. Это Художественный музей. Кстати, я воспринимал его название как дом « упал намоченного». У фасада здания находятся два больших круглой формы бассейна с водой. Вот я думал, что в эту воду он и упал. В этих бассейнах, как и во многих подобных водоемах города, тогда водилась маленькая рыбка «гамбузия», выпущенная в них для уничтожения личинок малярийного комара. Малярия еще «гуляла» по Черноморскому побережью. Мы, мальчишки, залазили в эти бассейны и, сделав ладонями «ковшик», ловили рыбок и тут же отпускали обратно в воду. Развлекались. В этом же парке на пустыре стоял фанерный танк. Это было учебное пособие. Недалеко от него лежали учебные гранаты. Вес их был как у боевых. Каждый мог при желании покидать гранаты в танк и порадоваться при поражении его или наоборот. Танк был, конечно же, немецкий с известными крестами на башне. У брата хорошо получалось, а я едва мог поднять гранату, но пыжился. Все должны быть готовы к обороне.

А война шла своим ходом. Были и бомбежки города. По некоторым сведениям, на Сочи было сброшено несколько десятков авиабомб. От их взрывов оставались большие воронки. Почти все они были заполнены дождевой водой. Я помню, как немецкие самолеты сбросили бомбы между Церковью и Госбанком. Там в это время скопилось много беженцев из кубанских городов и станиц. Женщины, дети, старики. Страшную картину представляли последствия этой бомбардировки. Она неописуема. Жертв было много. Десятилетия спустя, я иногда приходил на это памятное место. На металлическом ограждении банка долго оставались глубокие следы от осколков тех проклятых бомб. А ведь они были сброшены фашистскими летчиками целенаправленно на мирных людей. Потом банк развалили и построили новый. Того металлического забора уже нет. И хотя новое здание очень похоже на старое (спасибо авторам проекта), но все-таки это была не реконструкция, как официально везде писалось.

И все-таки детская память о днях войны, в основном, помнит наше с братом пребывание в Адлере. Когда немцы вышли на Черноморское побережье и одновременно пробирались через Кавказские горы, многие горожане уезжали из города. В Адлере жила мамина родная сестра Софья Григорьевна с дочерью Валентиной и сыном Александром. Ее муж, Филипп Иванович Гореленков пропал без вести на фронте. Саша был мой ровесник, а Валя – ровесница моему брату Вове. Так вот мама договорилась с сестрой и отвезла нас в Адлер. У тети Сони был частный дом на ул. Пл. Свободы, 18 (сейчас это улица Демократическая). Дом был построен перед войной (дядя Филипп был строителем по профессии), но не все работы были закончены. Не было сделано внутреннее оборудование первой комнаты и коридора. Война. Все мы размещались в двух маленьких комнатках. Думаю, что мы с братом жили там не меньше года. Во дворе дома было бомбоубежище. Оно похоже на большой блиндаж с земляными ступеньками вниз и бревенчатым накатом, дверей не было. Почти каждый день, а иногда и ночью по радио объявлялась воздушная тревога. Мы должны были выбегать, прятаться в бомбоубежище и находиться там, пока не объявят отбой. Адлер подвергался бомбежкам из-за построенного там сразу в начале войны военного аэродрома. Вот его чаще всего и атаковали немецкие бомбардировщики.

Наши военные летчики, служившие в Адлере, были расквартированы у местных жителей, чьи дома находились недалеко от аэродрома. У нас жили два летчика. Дядя Коля и дядя Петя. Первый летал на бомбардировщике, второй – на истребителе. Бомбардировщик был четырехмоторный самолет. Мы называли его «страшила», так как на взлете он создавал шум, который все заглушал, давил на уши и порой вызывал страх.

Когда летчики приходили вечерами домой, то приносили нам, детям, шоколадные шарики в длинных картонных упаковках. Пацанам давали поиграть пистолеты «ТТ» (без обоймы с патронами, конечно). Помню, что я взводил курок двумя большими пальцами рук, одним пальцем не хватало сил. Потом уже, после войны, брат мне говорил, что дядя Петя погиб в воздушном бою. А о дяде Коле ничего не известно.

Над Адлером иногда на наших глазах разгорались воздушные бои. В небе от взрывов снарядов появлялись комочки дыма. Мы называли их «дымки» (ударение на «и») Падали сбитые самолеты. Мы всегда бежали туда, где упал самолет, если это не очень далеко, чтобы покопаться в обломках. Но, в основном, там успевала побывать специальная команда и скорая помощь. Сбитых немецких самолетов мы никогда не видели. Однажды при взлете с аэродрома упал американский бомбардировщик, прямо на железнодорожное полотно. В нем рвались бомбы и снаряды. Движение поездов тогда было приостановлено надолго. Говорили, что это была диверсия. Через несколько дней, также при взлете, пролетев железную дорогу, упал еще один большой самолет. Экипаж погиб. Самолет Ли-2 или Ил-14. Кстати тогда уже полагали, что Ли-2 – это американский самолет «Дуглас», а Ил-14 – «Бостон». Может быть, наша информация о лицензиях на эти самолеты от лукавого. А может, и нет.

Этот самолет упал сравнительно недалеко от нас. Мы примчались на место падения. Летчиков уже не было. Кругом валялись самые разные предметы: отломанные шасси, разбитые летные очки, заднее хвостовое колесо (или переднее), раскрытый парашют, части крыльев. Киль самолета с хвостовой частью уцелели. Я помню, как забрался на остатки стабилизатора (задние крылья) и повис на киле. И сразу оказался на земле. Киль повернулся с наклоном, я съехал вниз и упал на землю пятой точкой. Но ударился не очень больно. Когда поднялся, то долго смеялся. Потом полез в канаву за лежащим там колесом от самолета, но оно оказалось тяжеловато для меня. Во дворе у нас скапливалось много всякого металлического хлама, притащенного с мест падения самолетов.

Бывало, правда, во время ночных тревог мы вскакивали и бежали в бомбоубежище. Но я помню, что больше боялся лягушек в этом бомбоубежище, чем бомбежки. Однажды при входе туда огромная (как мне показалось) лягушка прыгнула мне прямо на лицо. Я ее оторвал с ужасом и отвращением и выбросил. В эту ночь плохо спал. Может это была жаба. Иногда, во время ночных тревог, мы наблюдали в небе длинные огненные трассы со стрельбой самолетных пушек и пулеметов. Зрелище завораживающее, даже красивое, если бы это была не война, а салют в какой-нибудь праздник.
Однажды вечером, тетя Соня, как обычно, зажигала настольную керосиновую лампу и тут без объявления по радио началась бомбежка. Тетя меня погнала в убежище. Я упирался, ведь Саша, Валя и Вова почему-то остались в доме. Я был возмущен такой несправедливостью, но тут где-то грохнул взрыв, стены дома запрыгали. Валя быстро залезла под кровать, братья выскочили на улицу, но все обошлось, дом уцелел. Потом Вова долго смеялся над Валей, а я не понимал этого смеха, считая, что кровать все же может защитить от бомбы. Вале, конечно, было не до смеха.

Надо отдать должное тете Соне, на ее плечи легла тяжелая ноша. Корова, гуси, куры, сад и четверо детей. Уже, будучи взрослым, я стал понимать как это не просто: кормить живность, доить каждое утро корову, работать в огороде, в саду и все одной, да еще о нас заботиться: накормить, одеть, обуть. Где только мы не бегали. По всему Адлеру. Какой это был поселок. Он весь утопал в пышной зелени. Домики одноэтажные с прилегающими к ним фруктовыми садами, декоративным кустарником. Хлопот у т.Сони было через край. Мы, дети, конечно в меру сил помогали ей по хозяйству. Рвали крапиву (мокрыми руками, чтобы «не кусалась»), чистили высушенные кукурузные початки (корм для гусей). Крошили в самодельной мельничке кукурузные зерна. Из крапивы варился борщ, очень вкусный. Адлерский рынок был полон рыбы, в основном – мелкой, хамса, килька. Как нам нравилась запеканка на сковороде из рыбы. Это был пирог из жареной рыбы, хрустящий и вкусный. Мы его просто разрезали на куски и ели с большим аппетитом. С тех дальних пор я очень люблю мелкую жареную рыбу.

В годы войны все санатории города стали военными госпиталями. Улицы были заполнены «ходячими» ранеными бойцами. Мне запомнилось, что у многих из них в районе подбородка висели «сосиски». Так наращивали солдатам носы, губы, части лица.
Умерших от ран солдат хоронили на кладбище, которое находилось за железнодорожным вокзалом. Сейчас оно закрыто, все надгробья убраны. Там, кстати, похоронен мой дед по линии отца. Дед Миша.

На участке, где были военные захоронения, еще на действующем кладбище установили стелу со старинным шлемом русских воинов наверху. Через много лет, когда погост закрыли, рядом со стелой построили мемориал воинской памяти с вечным огнем. А тогда на одной из похоронных процессий тех лет оказались мы с братом. Хоронили умершего от ран моряка – офицера. Процессия шла через город на «Ареду» и далее по улице Привокзальной (тогда) на улицу Параллельную и на кладбище. Если память мне не изменяет, то это был капитан второго ранга Москвин, участник боев на Малой Земле, сочинец. Есть улица его имени. Помню, что какой-то морской офицер выстрелил в сторону моря трассирующей пулей. Яркий след протянулся по небу. Мальчишки, сидевшие на дереве около места захоронения, чуть не попадали.

В 1944 году мне нужно уже было поступать в первый класс, но, поскольку мой день рожденья 20 декабря, то в сентябре мне еще не было семи лет. То ли меня не взяли в школе, то ли мама решила отсрочить это событие, но в первый класс я пошел в 1945году. Поступил я во вторую мужскую школу, которая находилась рядом с Церковью у Турецкого оврага. Сейчас там сквер, прилегающий к концертному залу «Фестивальный». Он построен прямо в указанном овраге. Там когда-то турецкие торговцы ютились в скромных жилищах, напоминающих палатки, когда прибывали в Сочи из Турции на своих фелюгах. Я, правда, это не застал. В этой же школе учился и мой брат, тогда в пятом или шестом классе, не помню точно.

А вот, как однажды пострадал мол «Северный» Сочинского Морского порта. Мы с братом карабкались по узкой пляжной полосе под Маяком. Тогда море плескалось прямо у скалы, на которой стоит Маяк. Часть этой скалы выдавалась в море и пройти по всему берегу в этом районе, не замочив штаны, было непросто. Обычно мы ждали, когда очередная волна отхлынет, и по прибрежной гальке проскакивали этот выступ. Иногда не успевали. Тогда морская волна захлестывала наши ноги почти до колен. Там в воде прямо у берега лежали вразброс большие бетонные кубы. Видимо, это была часть берегозащитных укреплений. Мы на них залазили и грелись на солнышке. Каждая волна обмывала их вокруг, а затем с громким шуршанием уходила в море. В это время можно было спрыгнуть или залезть на бетон. Однажды во время таких прогулок мы услышали сильный взрыв и подумали, что упала бомба. Но гула самолета не было слышно. Мы сразу побежали к порту (взрыв был там). Почти в самом конце Северного мола зияла огромная дыра. Мол перебило насквозь и там еще было много дыма (или пара). А может, и того и другого вместе. Ходили слухи, что это немецкая торпеда, пущенная с подводной лодки, не попала во вход гавани и врезалась в мол. В порту тогда стояли какие-то корабли. Наверное, в них была пущена торпеда. Эта «прореха» мола долго еще зияла и после войны. На этом я, участник митинга Победы на Театральной площади 9 мая 1945 года, заканчиваю свое повествование (очень сокращенное, конечно) о моем военном детстве.
 
По теме
Есть два экстремальных вида спорта — бейсджампинг и фрирайд, каждый по отдельности и так будоражит наши нервы и мысли, но есть в Мире несколько человек, которые отважились соединить эти два направления.
Президент Благотворительного Фонда «Воин-интернационалист» Александр Шинкарюк, председатель сочинской Территориальной Организации Профсоюза военнослужащих Андрей Зотов,
Алеся Духнай отчиталась о работе за пять лет - Газета Трибуна Алеся Духнай отчиталась о работе за пять лет Глава и председатель Совета Первореченского сельского поселения выступила с докладом перед депутатами и жителями села.
Газета Трибуна
Форум прошел с пользой - Газета Заря Кубани Сегодня программа Всекубанского форума приемных семей в Сочи была насыщенной.
Газета Заря Кубани
История моей семьи - Газета Трибуна История моей семьи В Год семьи, объявленный Владимиром Путиным, президентом России, еще раз осознаешь ценность сохранения исторической памяти о своих предках, родных и близких людях.
Газета Трибуна